Я должен справиться с невозможным. Терапия досрочно повзрослевших

Вот это «ты уже взрослый, ты должен» — звучит для ребенка в любом возрасте просто так, в отрыве от контекста. Тебе уже два (три, пять), а ты до сих пор не можешь кровать застелить (маму не расстраивать, папу не злить)? Нехорошо. «А я вот в твоём возрасте…».

Ребёнок пугается и стыдится, начинает изо всех сил сочувствовать своему родителю, боится его немилости и изо всех сил учится застилать кровать, кормить брата, не расстраивать маму и не злить папу. Он становится очень эмпатичным из-за сильного страха возможного отвержения. Ведь немилость родителя для ребенка на определенном этапе — это, по сути, психологическая смерть, очень сильный стресс.

И если мама с папой спорят, ребенок пытается их помирить. Надо выжить и всему научиться. А если папа на маму вдруг нападает, бьет, надо защитить её, — жалко, ужасно! А если мама жалуется, что денег нет, нужно поменьше есть и не просить игрушки. Ведь ей так тяжело. И начинает ребёнок о взрослой жизни и ее проблемах узнавать очень рано. И жизнь его будущая будет специфическая и непростая. Ведь детства-то не было.

И такой взрослый, с непрожитым детством, не имеющий опыта беззаботности и опоры на довольных маму и папу, всю жизнь бессознательно будет стремиться в детство свое вернуться. И побыть в нем, хоть секундочку… И при видимой своей независимости, при возможности и заработать, и быть социально реализованным, в близких отношениях такой человек стремится «отправиться» в те свои детские годы, которые он не допрожил, в которых он так и не получил важного расслабления и поддержки. Согласно возрасту. И это было бы важно для того, чтобы у личности сформировалась внутренняя поддерживающая родительская фигура. А ее нет. Есть только та, что заставляет, пугает.

И тогда получается такой парадокс. Вроде бы и взрослый человек с виду, ответственный, много знает и понимает, а в отношениях становится совсем уж маленьким, двух или трехлеткой, а может и младше.

Терапия клиента «без детства»

Если ребёнку транслировали послание (в вербальной или не совсем вербальной форме), что он должен и обязан справиться с тем, что ему не под силу, он будет думать и чувствовать, что так и нужно. И будет стараться. Ему будет страшно и ужасно, он будет чувствовать себя неуверенным и беспомощным, но постепенно эти переживания вытеснит и их «как бы не будет».

Когда такой, уже взрослый физически человек, приходит на психотерапию, то уже на первой консультации рядом с ним, эмпатически, можно почувствовать его высокий уровень тревоги, о которой ему ничего не известно. Такой человек иногда очень страстно и быстро захочет «все решить» и будет как бы заставлять терапевта быть с ним «на одной», то есть, «бежать впереди паровоза со скоростью света». И если ему сказать, что от этого чувствуется большая усталость, клиент может сразу и не понять.

Как? Он ждет ведь от психолога того же самого, чего всегда требует от себя. Невозможного. Таким клиентам часто сложно прийти в терапию, так как они считают, что все могут сами. И просто защищаются от разных чувств и собственного бессилия. И то, что их мотивирует прийти иногда, это или какие-то психосоматические симптомы, или же конкретные неуспехи в жизни. Там, где они сталкиваются с ограничениями и не могут их преодолеть. Психотерапевт тогда в их понимании — ещё более всемогущий человек. И если они замечают, что терапевт не такой, они разочаровываются. «Опять я все сам, все один. Никого нет сильнее меня…».

Это — именно то детское переживание рядом с «несправляющимся» родителем. И терапия такого клиента будет состоять в том, чтобы, конечно, погрузиться в тот возраст, где он не «добыл» свое беззаботное состояние, и «недочувствовал» доверие родительской фигуре, к маме и папе, которые в состоянии позаботится и уберечь от лишнего. Конечно, на это может уйти много времени. Но сейчас в своём ужасе он будет уже не таким одиноким.

Елена Митина

Нет комментариев

Добавить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.