Родом из детства

Шведская писательница Астрид Линдгрен, которая в перерывах между выпеканием булочек с корицей и приготовлением супа успевала писать сказки, считала, что всё написанное — детские переживания из Нэса, хутора возле городка Виммербю

На хуторе Нэс четверым детям фермера Эрикссона было раздолье. Жизнь была спокойная и размеренная. Гонять по полям и лугам, скакать по деревьям и крышам, прыгать со стогов сена разрешалось сколько угодно. Но только во время, свободное от прополки репы, уборки свёклы, заготовки травы для кур и вязания снопов. Сам фермер тоже был весь в делах: то организовывал маслобойку, то выращивал племенных бычков, а то чистил пахотные земли от камней.

Хозяйство у него было в идеальном порядке, и в кладовке всегда висели копчёные окорока и колбасы, лежали головки сыра и стоял глиняный горшок со свежесбитым сливочным маслом. И фру Эрикссон крутилась белкой в колесе, управляясь с коровами, помешивая брусничное варенье и засовывая в печь противни со сдобными булочками и сырными лепёшками с миндалём. Астрид так хорошо и тепло жилось в родительском доме, что она часто молилась Богу: если уж суждено отправиться на тот свет, то пусть все закончат жизнь разом, всей семьёй и никто не останется в одиночестве.

Когда приходила пора закалывать свинью, на помощь звали бабушку, потому что присмотреть за снующими по округе детьми, кипящей колбасой и пальтами мать не успевала. Пальты, хлебцы из ржаной муки, свиной крови, сала и пряностей, матушка замешивала в глиняном блюде и варила в большом чугуне. К Рождеству в доме Эрикссонов готовились на совесть: закалывали очередного поросёнка, варили студень, коптили колбасы и грудинку, делали ветчину и ставили можжевеловый квас в большой деревянной кадке. Астрид на кухне не засиживалась, но матушка всё-таки умудрялась отловить её и учить, как варить густой мясной суп и печь шафранные булочки с изюмом. «Главное — не останавливайся, делай дело и старайся», — приговаривала мать, пока её порывистая дочка гремела кастрюлями.

Печенье и Пеппи

Астрид правило запомнила и, едва окончив школу, бодро зашагала в редакцию местной газеты. «Она уже тогда была живчиком. От неё словно искры летели», — вспоминали Астрид деревенские подружки. Скоро о новой журналистке заговорила вся округа. Она шаровой молнией летала за новостями от деревни к деревне, строчила остроумные фельетоны, носила пиджаки и кепки, коротко стригла свои волосы, что в Виммербю было равнозначно брошенной бомбе, а в довершение всего забеременела от женатого владельца газеты, что было равнозначно двум десяткам бомб, и родила сына Ларса. Родители её тогда чуть не отдали богу душу от шока. Новоявленный папаша попытался, побыстрее развестись, но Астрид замуж не рвалась, говоря, что ребёнок ей нужен, а его отец — нет, и от греха подальше отправилась в Стокгольм, пополнив армию молодых женщин, которые едва перебивались с хлеба на кофе. Сына пришлось отдать в приёмную семью и жить на несколько крон в день, откладывая деньги на дорогу в Копенгаген, чтобы повидать мальчика. Если бы не родительские посылки из Нэса, то неизвестно, как бы она тогда выжила, потому что голод плюс мысли о самоубийстве не давали покоя. «Какая роскошь — отрезать себе порядочный кусок хлеба, намазать первоклассным виммербюским маслом и положить сверху кусок маминого сыра, а затем всё это съесть. Это наслаждение я испытываю каждое утро, пока в корзине ещё что‑то остаётся».

От безденежья и «тощей холостяцкой жизни» её спас умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил, Стуре Линдгрен, начальник канцелярии Королевского автоклуба. Стуре тоже был женат, но молодая секретарша в этот раз была настроена на брак. Став фру Линдгрен, она убрала в ящик письменного стола фигурки жениха и невесты со свадебного торта, забрала сына из приёмной семьи, родила дочку Карин и решила стать примерной домохозяйкой. Вот тут и пригодились умения, полученные у матушки в Нэсе: гороховый суп, тефтели, блинчики с брусничным вареньем и рождественское печенье у Астрид удавались на славу. Тесто для печенья надо было приготовить из масла, сахара, яичных желтков, муки и соли, быстро замесить его, скрутить толстенькими жгутами и выставить на холод. Потом тесто нарезать кусочками, смазать их взбитым яйцом, посыпать корицей и сахаром и четверть часа выпекать в горячей духовке. Пока дети были маленькими, Астрид крутилась на кухне, как динамо-машина.

Кроме печений дети требовали игр и весёлых историй. С играми у их матери было всё в порядке: подтянув юбку, она до глубокой старости могла кошкой взлететь на дерево или на ходу запрыгнуть на подножку трамвая, потеряв туфлю, а потом так же на ходу спрыгнуть и скакать на одной ноге, разыскивая пропажу. С историями тоже проблем не возникало: вспоминая своё детство, Астрид сочиняла их со скоростью света. Так появились истории о Пеппи, невероятно сильной рыжей девочке с косичками, которая делала что хотела, но была доброй и великодушной. Линдгрен вспоминала, как однажды в ситуации крайней нужды записала пару из них и продала одному журналу. Истории детям нравились — в них автор обращалась к ребёнку не свысока, а смотрела на мир его глазами. Со временем нужда отступила: карьера Стуре стала набирать обороты, Линдгрен была нарасхват у издателей, продуктовое снабжение из Нэса не прекращалось, на кухне завелась прислуга, а на столе даже в лихие военные годы не переводились омары, паштет, говяжьи языки с красной капустой и гусиная печень. «Блаженство — это когда вся семья собирается в гостиной у камина».

Она по-прежнему жила в Стокгольме, на Далагатан, 46, а когда большой город и поклонники сводили её с ума, уезжала на остров Фурусунд, где у причала был большой красный дом, похожий на родительский, и маленький сад, напоминающий сад в Нэсе. Летом тут тоже собиралась вся её большая семья с кучей детей, которую острая на язык родоначальница в шутку называла «змеиное семя», и устраивала шум, гвалт и обеды за большим столом. А в остальное время было тихо, слышались только крики чаек и шум ветра. Тогда она могла позволить себе вести спокойную, простую, размеренную жизнь, гулять, не готовить обед, обходиться бутербродами с копчёной лососиной и кофе и наслаждаться одиночеством. «Я была на Фурусунде одна, красота необыкновенная, дух захватывает: тихая синяя вода, синее небо, красно-жёлтые деревья, звёзды по вечерам, чудные, грустные, невыносимо прекрасные осенние закаты. А я танцевала в своём одиночестве от радости, что осталась одна-одинёшенька. Одиночество — благо. Во всяком случае, в небольших дозах».

И нудные домомучительницы, и малыши, и их родители любят мясные тефтельки, чёттбуллар. А с брусничным соусом и подавно. Чтобы порадовать близких, припорошите бруснику сахаром и оставьте минут на пятьдесят, а пока залейте ломтики огурцов маринадом из воды, уксуса и сахара. Затем мелко нарезанный лук бросьте на сковороду с растопленным сливочным маслом, обжарьте со всех сторон и смешайте с мясным фаршем, панировочными сухарями и молоком. Туда же разбейте яйцо, всыпьте соли и чёрного перца.

Налепите из массы шарики с грецкий орех и отправьте на сковороду, смазанную смесью сливочного и растительного масел. Хорошо, если получится переворачивать их, встряхивая сковороду. Если не получится и шарики разлетятся по кухне, то увеличьте время тренировок. Собранные по кухне тефтельки подавайте с брусникой, маринованными огурцами и соусом из муки, сливочного масла, куриного бульона и молока. И если кто-то их раскритикует, то помните, что всё это пустяки, дело житейское.

Источник

Нет комментариев

Добавить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.