15 лет назад Сергей Басалаев посмотрел фильм «Основной инстинкт» — и впервые осознанно ощутил сексуальное желание. Ему было двадцать; он смотрел, как Майкл Дуглас и Шэрон Стоун танцуют в ночном клубе, и неожиданно для себя понял, что с ним «творится что-то не то». «Я покраснел, сердце превратилось в паровой молот», — вспоминает мужчина.
Наш разговор с Басалаевым продолжается семь часов. 35-летний Сергей сидит в инвалидной коляске. Говорить голосом он не может. На его голове — обод из ремней от сварочной каски, на лбу закреплен сварочный стержень с резиновым наконечником. К коляске прикреплена подставка для клавиатуры, в метре от него стоит большой монитор с открытой программой Word.
Я задаю Басалаеву вопросы голосом, а он отвечает, с помощью устройства печатая текст на клавиатуре. В семье это приспособление называют «хоботом». Его изобрел отец Сергея, когда тому было 12 лет. До того родители с сыном общаться просто не могли.
«Самый большой бред, который я слышал»
«Мне кажется, внутри себя я заговорил, когда мне исполнилось три или четыре года, — рассказывает Басалаев (сейчас ему 35; он родился и вырос в Мурманске, но несколько лет назад вместе с семьей переехал в Калининград). — Родители много со мной разговаривали, и я им вроде отвечал. Потом стал осознавать, что, кажется, меня никто не слышит. Но не понимал почему. А потом понял, что не могу говорить — и это было колоссальным шоком». Именно тогда Сергей впервые почувствовал отчаяние и страх от ощущения запертости в своем теле.
У Сергея гиперкинетическая форма церебрального паралича тяжелой степени, осложненная. Состояние мышц, при котором они постоянно находятся в тонусе. Спастичность мешает человеку свободно двигаться, говорить и управлять своими конечностями. Спастика спастикой. Его мать Ольга рассказывает, что он родился после крайне долгого кислородного голодания. Врачи реанимировали младенца 50 минут, а после сообщили Басалаевой, что, скорее всего, ее сын не доживет и до вечера. Когда Ольгу с ребенком выписывали из роддома, она знала, что у мальчика церебральный паралич, но еще не понимала, что будет с его физическими и когнитивными способностями.
Сергей чувствует свое тело, но управлять им совсем не может: из-за того, что мозг постоянно посылает в мышцы непроизвольные сигналы, у Сергея резко и непредсказуемо дергаются руки или ноги. Часто у него изо рта течет слюна, и ему нужно каждый раз дожидаться, пока родители вытрут ему лицо. Он не может контролировать мышцы лица и принимает пищу только два раза в день, лежа, потому что сидя ему сложнее разжать челюсти.
К 14 годам Сергей, по словам матери, освоил программу восьми классов. В обычную школу его не приняли, но позволили учиться в школе для слабослышащих детей — впрочем, там он пробыл недолго и вскоре перешел на домашнее обучение. Со всеми четырьмя своими друзьями он познакомился на тематических форумах для людей с инвалидностью; лично они никогда не встречались.
Басалаев рассказывает, что в подростковом возрасте у него, «к сожалению», появились новые желания. «Наверное, из-за того, что круг моего общения был сильно ограничен, первым человеком, в которого я влюбился, стала моя 25-летняя учительница русского языка, она приходила к нам», — вспоминает Басалаев. Девушка понравилась ему, потому что была «умной и веселой», а для него это «самые главные качества в женщине». Признаться ей в своих чувствах он стеснялся и выражал симпатию через шутки и тщательное выполнение учебных заданий: «Она искренне радовалась моим успехам, и мне казалось, что я правильно выражаю свою любовь».
Второй женщиной, которую Басалаев полюбил уже в 20-летнем возрасте, была мамина однокурсница — ей было около сорока. «Она была очень эффектной женщиной. Такая яркая, красивая. Однажды я набрался смелости и подумал, что мир не рухнет, если я признаюсь ей, и просто так и рубанул — сказал: «Даша, я тебя люблю», — рассказывает Сергей. — Ну, она в ответ просто улыбнулась и поцеловала меня в лоб».
«Здоровые люди убеждены, что чем тяжелее болен человек, тем меньше ему нужен секс. Это не так. Это самый большой бред, который я слышал», — говорит Басалаев. По его словам, именно люди с тяжелыми формами инвалидности «больше всех лезут на стену от отсутствия секса». Несмотря на то что мужчина не может пошевелить и пальцем, его половые органы работают нормально. И проблема не только в том, что девушки не хотят секса с ним. А в том, что такие люди, как он, даже самостоятельно не могут снять сексуальное напряжение с помощью мастурбации. Сергей говорит, что порой смотрит эротические фильмы и чувствует возбуждение, но это «ничем не заканчивается».
Басалаев рассказывает, что много лет пытался бороться со своими сексуальными желаниями с помощью духовной литературы — ничего не вышло. По его словам, хуже постоянно неудовлетворенного желания могут быть только рассуждения обычных людей о том, что секс для людей с инвалидностью — это не так уж и важно. «Я боюсь, что меня за мои желания осудят, например, верующие. Считается же, что я не должен мечтать о подобном?» — добавляет он.
С родителями у Сергея конфликтов на этой почве почти не было, но от знакомых с инвалидностью он знает, что такое случается постоянно: «Застукав своих детей за просмотром порно, родители бьют их. Не от злобы, а от растерянности и бессилия».
Мать Сергея понимает, что у сына есть сексуальные потребности. «Конечно, ему хочется этого. Когда Серега проявляет инициативу и говорит со мной об этом, мы беседуем. Но как ему помочь — я не знаю, — рассказывает Ольга. — Муж занял другую позицию: он уверен, что раз монахи живут без плотских удовольствий, значит, в этом ничего страшного нет и Серега проживет. Я пытаюсь с ним спорить — ведь монахи сами выбрали такой путь, а наш Серега не выбирал».
Ольга Басалаева рассказывает, что недавно сын познакомился с девушкой в интернете. Некоторое время они переписывались, а потом она ему сказала: «Переведи мне денег на ремонт ноутбука, а то он сломался и я не смогу с тобой общаться». «Потом она еще несколько раз просила у него денег — и мы отправляли. Серега ей верил, а я не хотела его расстраивать, — вспоминает Ольга. — А потом я захожу к нему в комнату, а он смотрит на меня такими глазами, как побитая собака: все повторилось, и он об обмане, конечно, догадался».
Сергей убежден, что для большинства женщин полностью парализованный человек не мужчина. Он признается, что сейчас уже хотел бы заняться сексом с девушкой хотя бы даже и не по любви. Несколько раз у него возникала мысль вызвать секс-работницу, но родители были категорически против. «Родителей расстраивать не хочется, — говорит Басалаев. — Да и вообще, когда я задумываюсь об этом, сразу в голове появляется куча страхов: а вдруг жрица любви увидит меня и не захочет выполнять такой заказ? А вдруг она как-то связана с криминалом — и получится, что я приведу домой воровку?»
«Что удивительного в том, что нам может быть физически хорошо вместе?»
74-летняя американка Шерил Грин работает суррогатным партнером. Последние 44 года она помогает людям с инвалидностью решать проблемы с их сексуальной жизнью. Грин стала прототипом главной героини снятого в 2012 году фильма «Суррогат» — в нем рассказывается история отношений партнера и ее клиента.
«Иногда я достигаю оргазма и получаю удовольствие от секса с клиентами, — рассказывает Грин „Медузе“. — Я женщина, а человек в инвалидном кресле — мужчина. Что удивительного в том, что нам может быть физически хорошо вместе? Нужно только рассказать ему о том, как работают наши тела, и дальше природа сделает свое дело».
Грин училась быть суррогатным партнером в 1970-х по методике исследователей сексуальности человека. В середине XX века гинеколог Уильям Мастерс и психолог Вирджиния Джонсон с помощью добровольцев проводили исследования сексуальных реакций человека. Они впервые изучили женскую сексуальность наравне с мужской. На основе результатов в 1966 году они в соавторстве опубликовали научный труд «Цикл сексуальных реакций человека» — он считается основой современной сексологии. В 2013 году о работе и отношениях Мастерса и Джонсон сняли сериал «Мастера секса». Уильям Мастерс и Вирджиния Джонсон Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон. Как вспоминает женщина, от суррогатных партнеров не требовали никаких специальных навыков, да и вообще — «это не столько профессия, сколько призвание». Главное, чему их учили на тренингах, — быть максимально внимательными к любым сексуальным потребностям и особенностям клиента.
Суррогатный партнер из Сан-Франциско Марк Шатток объясняет, что сейчас потенциальные суррогатные партнеры сначала участвуют в двухнедельных тренингах, которые проводят психотерапевты и сексологи. Затем они присутствуют на сеансах у опытных профессионалов и уже потом начинают практиковать самостоятельно. Сам он практикует уже около десяти лет — и работает как с мужчинами, так и с женщинами.
В США, Великобритании, Франции, Германии и Австралии есть ассоциации суррогатных партнеров; американская International Professional Surrogates Association имеет статус международной. Чтобы получить помощь, пациент обращается к психотерапевту из ассоциации, и тот в случае необходимости направляет его к суррогатному партнеру. По словам Грин, в среднем клиенты платят суррогатному партнеру 300 долларов за сеанс, но нередко пациентам с тяжелым материальным положением делают скидки.
Всего суррогатный партнер проводит от шести до девяти сеансов, чтобы между ним и клиентом не возникло эмоциональной привязанности. Грин рассказывает, что в ходе этих сеансов задача суррогатного партнера — убрать у человека с инвалидностью все предубеждения о том, что он не сексуален или не может доставить удовольствие партнеру; найти его эрогенные зоны; научить доставлять себе удовольствие доступными способами и рассказать о своем теле. По ее словам, многие люди с инвалидностью получают сексуальное наслаждение от прикосновений даже не к половым органам, а к уху, шее или животу. Клиент должен научиться всему, что поможет ему потом в поисках настоящих отношений; после того как результат достигнут и сеансы терапии прекращаются, клиент больше не может попасть на занятия.
Во время занятий суррогатный партнер и клиент полностью обнажены, хотя большая часть сеанса всегда посвящена общению, продолжает Грин. Предварительно предупреждая о каждом действии и прикосновении, суррогатный партнер исследует чувствительность клиента; только на последних занятиях, если человек этого хочет, они занимаются сексом. После каждого сеанса суррогатный партнер рассказывает о своих наблюдениях психотерапевту, который параллельно работает с клиентом, и они вместе продумывают дальнейший ход занятий.
«Когда я подношу зеркало, многим бывает страшно увидеть в нем свои собственные половые органы, — рассказывает мне Шерил Грин. — Некоторые прикованные к постели люди десятки лет не могут взглянуть на них и оттого придумывают себе, что их гениталии выглядят хуже, чем у других. А потом из-за этого начинают отрицать собственную сексуальность». По словам Грин, для человека с инвалидностью важно ощущать собственную полноценность. «Моя задача — нащупать его чувствительные места и показать, как он может доставить удовольствие своей настоящей девушке, — объясняет Грин. — Я сразу говорю пациентам, что я только исследую вместе с ними их тело, чтобы подготовить их к будущим отношениям или к тому, чтобы получать сексуальное удовольствие самостоятельно».
За всю жизнь у Грин было около 900 партнеров. Она признается, что, несмотря на то что люди ее профессии сейчас работают во многих странах, ей все еще приходится слышать вопрос: «А в чем разница между суррогатным партнером и проституткой?» «Один мой коллега однажды очень точно ответил на этот вопрос, — объясняет женщина. — Прийти к проститутке — это как посетить ресторан. А обратиться к суррогатному партнеру — как записаться на кулинарные курсы».
По словам Грин, если цель секс-работников в том, чтобы клиенты вернулись, с суррогатными партнерами все наоборот — их задача в том, чтобы клиент начинал вести половую жизнь самостоятельно. Как рассказывает женщина, нередко у нее получается: после занятий с суррогатными партнерами многим клиентам с инвалидностью удавалось «выбросить из головы множество беспочвенных страхов», они убеждались, что они сексуальны и могут доставить удовольствие партнеру.
Марк Шатток добавляет, что женщины обращаются за помощью гораздо реже мужчин: «Женщины до сих пор все еще сильно подвержены влиянию своей семьи, они боятся, что домашние сочтут их вульгарными или озабоченными». Как рассказывает Грин, женщины с инвалидностью обращались к ней в основном с просьбой развеять их страхи — и занятия с ними не доходили до сексуального контакта: партнер просто обнажалась и показывала, как выглядят половые органы — ее собственные и других женщин. «Моей целью, — говорит она, — было просто объяснить, что все мы разные, но все мы можем быть сексуальными».
«Не уверены, что у инвалидов есть такая потребность»
Специалист по вопросам сексуального воспитания Юлия Ярмоленко обучает российских и украинских тренеров по сексуальной грамотности работе с людьми с инвалидностью. Она всерьез заинтересовалась темой сексуальности людей с особенностями развития семь лет назад, когда узнала, что у ее дочери расстройство аутистического спектра. Общаясь с родителями других людей с ментальными или физическими особенностями, Ярмоленко обнаружила, что о сексуальной жизни этих людей «практически никто ничего не знает» — а их близкие «боятся это обсуждать и не знают как [это делать], хотя понимают, что вопрос такой есть».
Четыре года Ярмоленко изучала, как происходит психосексуальное развитие людей вообще и тех, у кого есть инвалидность. «Конечно, мне было страшно идти в эту тему, — вспоминает она. — Как искать информацию об этом в наших странах, было непонятно. Еще труднее было рассказывать ее в странах, где об этом не принято говорить». Сейчас Ярмоленко проводит лекции по сексуальному воспитанию детей с инвалидностью уже для специалистов — коррекционных педагогов, психологов, логопедов.
По словам Ярмоленко, никакой системной поддержки в части сексуальных потребностей для людей с инвалидностью в России не существует. Во всей стране, насколько известно специалистке, изучением этого вопроса на серьезном уровне занимается один человек; на Украине их немногим больше.
Занимается такой поддержкой и сама Ярмоленко. Чаще всего, по ее словам, к ней обращаются женщины с физической инвалидностью — они охотнее говорят о своих проблемах и, как считает Ярмоленко, легче справляются с возбуждением. «Тут все индивидуально, но все-таки у женщин есть больше способов удовлетворить сексуальные потребности самостоятельно, — рассказывает исследовательница. — Например, женщина может получать миотонический оргазм, который достигается через напряжение мышц бедер, таза или пресса. Некоторые женщины получают сексуальную разрядку даже от сдавливания между ног одеяла или подушки».
По словам Ярмоленко, жизнь людей, оказавшихся в положении Сергея Басалаева, осложняется еще и тем, что даже если близкие готовы принять его сексуальность, то «в современной России легальных способов помочь просто нет». Нелегальным способом является вызов секс-работницы — но глобальной проблемы не решит и она. Решением могли бы стать суррогатные партнеры — но, как говорит Ярмоленко, в России многие до сих пор отрицают, что инвалиды вообще могут жить сексуальной жизнью.
В пресс-службе общественной организации инвалидов «Перспектива» отказались рассказать «Медузе», обращаются ли к ним инвалиды с вопросами о сексуальной жизни и предлагают ли им в фонде какую-то помощь. Глава управления общественных связей Всероссийского общества инвалидов Светлана Фуфаева попросила несколько дней на обдумывание ответа, а по телефону сообщила, что «у руководства нет ответа на эти вопросы»: статистика обращений такого рода не ведется, да и вообще в организации «не уверены, что у инвалидов есть такая потребность». В любом случае, по словам Фуфаевой, «наилучшим решением» для людей с инвалидностью было бы написать объявление в рубрику «знакомства» газеты для людей с инвалидностью «Надежда».
Ольга Гвоздкова, которая работает техническим редактором газеты «Надежда» уже 13 лет, рассказывает, что объявления о знакомствах в газете публикуют бесплатно, но в последние годы письма приходят все реже. За все это время ей известен один случай, когда письмо действительно к чему-то привело. «Это был 40-летний мужчина из Краснодара, кажется с ДЦП, — вспоминает Гвоздкова. — Он написал нам в редакцию по электронной почте письмо, что устал быть один и хочет найти пару. Через несколько месяцев из какого-то другого города откликнулась женщина его же возраста, кажется тоже с ДЦП». По словам Гвоздковой, в прошлом году они поженились; пара прислала об этом письмо в «Надежду», поблагодарив редакцию.
«Я тебя, дорогой читатель, рассмешу»
Осенью 2018 года Сергей Басалаев написал эссе «Секс, боль и живая тюрьма». В нем он рассказал, как страдает от того, что общество и даже родители не хотят замечать и принимать, что у людей с инвалидностью есть потребность в любви и сексе. Басалаев также предложил шаги, которые могут помочь улучшить жизнь людей с тяжелой инвалидностью в России: «Естественно, речь не идет о создании организации интимной помощи для тяжелых инвалидов во всей нашей стране. Масштаб слишком велик. Вот я тебя, дорогой читатель, и рассмешу! Нет, я вполне серьезно, необходимо создать сайты, где волонтеры будут оказывать интимную помощь инвалидам».
На протяжении разговора Сергей несколько раз повторял, что хочет, но в то же время очень боится говорить о сексуальных желаниях публично. Ему известны случаи, когда люди с инвалидностью на форумах рассказывали, что у них есть проблемы с удовлетворением сексуальных потребностей, а потом их за это «травили».
Например, он рассказал про своего знакомого Константина, который когда-то написал на форуме «Недуг.ру» и на странице во «ВКонтакте», что хотел бы нормальных сексуальных отношений с женщинами. В частности, упомянул, что ему 25 и ему приходится платить деньги за «контакт с женщиной». «Не я один хочу секса. Большинство инвалидов этого хочет, но молчат, наверно плача ночами в подушку от одиночества. И их родители тоже не в силах помочь. Почему у нас в гребаной России не думают об интимной стороне жизни инвалида? Никаких служб для этого нет. Скажете — озабочен? Ну и пусть, не стыжусь желания и не забиваюсь в угол говоря, что мне не нужно «это», — написал Константин.
По словам Сергея Басалаева, автора поста «так все затравили в социальных сетях, что он был вынужден удалить отовсюду свои аккаунты». По большей части его осуждали «обычные люди», у которых нет инвалидности.